Владимир Казаков - Вечный порт с именем Юность
По вопросу отстранения тебя от полетов сегодня выезжает в Саратов инспектор. Он разберется. Но если ты виноват, как в случае с В. Тумановым, – пощады не жди.
С приветом, В. Смирнов».
Романовский перечитывал письмо в пассажирской кабине самолета, вылетевшего ранним рейсом на юг. Самолет шел в прозрачных слоистых облаках, и пассажиры дремали в мягких креслах, убаюканные рокотом моторов.
Из пилотской кабины выскользнула стюардесса. Кокетливо поправив синюю пилотку и одернув курточку, она звонко сказала:
– Внимание, товарищи пассажиры! Самолет приближается к цели нашего полета – городу Симферополю. Через две минуты начнем снижаться на посадку. Прошу застегнуть привязные ремни и не курить. Метеостанция аэропорта обещает встретить нас теплым дождичком, так что не забудьте расчехлить зонтики, дорогие женщины. Мужчины, достаньте калоши. Экипаж благодарит вас за хорошее поведение и надеется на взаимность. Мне многие говорили, что кофе был крепким, боржоми – холодным. Книгу жалоб даю по первому требованию улыбающегося пассажира. Кстати, если не забыли, меня звать Мария Пробкина. Еще раз прошу застегнуть пряжки ремней. Мужчины, будьте галантны, помогите дамам! – Стюардесса, улыбнувшись пассажирам, подошла к Романовскому.
– Борис Николаевич, послезавтра наш рейс на Москву. Может, успеете и полетите домой с нами?
– Постараюсь, Маша.
– Мандаринов для нашей дворовой пацанвы я куплю точно по вашему заказу. А теперь до свидания!
– Всего хорошего!
– Товарищ летчик, говорят, если открыть рот, давить на уши не будет? – спросил Романовского сосед, когда самолет начал терять высоту.
Романовский взглянул на контрольные приборы под по толком. Стрелка вариометра застыла между цифрами 2 и 3 метра.
– Спуск плавный. Но на всякий случай не очень широко открыть можно. По выходе из самолета рекомендуется закрыть, так как у вас с собой вещи.
– Благодарю! – буркнул сосед.
«Ил» мягко коснулся бетонной полосы, подвывая моторами, зарулил к аэровокзалу.
Романовский вышел из самолета, перепрыгивая через светлые лужицы, почти бегом двинулся к стоянке такси. Ему повезло: бежевая «Волга» скрипнула тормозами, и шофер распахнул дверцу.
– Прошу!
– Здравствуйте! Туда, где можно купить цветы, потом на плато Чатырдаг.
– Э-э, генацвале, рейс вылезет в большую копеечку!
– Едем, едем! – поторопил Романовский.
Водитель тронул машину и сразу загнал в разворот.
Когда они, посетив базар, выехали за город и слева открылось парное от дождя море, шофер начал рассказывать о достопримечательностях Крыма.
Через полчаса лихой езды по побережью начали подниматься в горы. Машина жадно поднимала километры узкой ленты серого выщербленного асфальта. Она скользила бортами по отвесным краям ущелий, ревела двигателем на крутых подъемах, шуршала шинами, мчась под уклон. Такая езда нравилась Романовскому: она была похожа на бреющий полёт. Он похвалил шофера, и тот, перекинув папиросу, прибавил газу.
Под колеса легла плохая грунтовая дорога. Шофер сбавил скорость, откинулся на спинку сиденья.
– В поселок?
– В трех километрах от него должен быть памятник.
– Летчице? Знаю. Туда нередко заглядывают туристы, хотя он и не включен в маршрут. Когда я работал на прогулочных…
Взглянув на прикрытые глаза пассажира, шофер замолк. Селение открылось неожиданно за поворотом, в низине. Шофер показал поверх него на холмы.
– Над деревьями шпиль. Видите?
Они объехали селение по обводной дороге, миновали магнолиевую рощу, и Романовский увидел памятник. Шофер остановил машину.
Романовский медленно пошел по узкой тропинке к глыбе положенных друг на друга камней, огороженной частоколом из зеленых дощечек. Он опустил голову и поднял ее, только пройдя заборчик.
Камни, сцементированные в единую конусообразную глыбу, венчались четырехгранным шпилем из белых гранитных плит.
На вершине бронзовая звезда. А у основания шпиля, на большом отполированном валуне, под погнутым винтом истребителя – черная мраморная доска. Резец мастера оставил на ней глубокие буквы:
Летчица-истребитель
полный кавалер ордена Славы
РОМАНОВА
Екатерина Михайловна
13.1.1925—7.5.1944
СЛАВА ГЕРОЯМ, ПОГИБШИМ
ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ СОВЕТСКОЙ ЗЕМЛИ!
Романовский снял фуражку, наклонился и увидел у подножия свежие полевые цветы. Рядом положил свой букет роз и тут только на плоском сером камне заметил еще одну надпись:
ПАМЯТЬ О МЕРТВЫХ – В ДЕЛАХ ЖИВЫХ.
«Спасибо, Василий Тимофеевич!» – тепло подумал о генерале.
Долго стоял Романовский у обелиска и смотрел на не большую нишу, предназначенную для портрета Кати. В этой нише, как на экране, он видел Катю, видел товарищей, видел памятные эпизоды войны.. Он даже вспомнил мокроносого щенка, встречавшего их, молодых летчиков, на аэродроме первым. Катя любила и баловала ласкового пса. Щенок сгорел в самолете! Сжалось сердце, когда возник образ сбитого Ивана Дроботова, и начало биться толчками, радостно, когда рядом вставала девушка в тяжелом летном комбинезоне…
Романовский очнулся, увидев руки около цветов. Повернулся. Его букет заботливо поправляла глазастая девчонка. Рядом стояли и на него смотрели два мальчика в алых галстуках. Девочка спросила:
– Вы ее знали, дядя?
– Да, курносая.
– А почему портрета нет на могилке? А почему вы плачете, дядя!
– Просто пыль попала в глаза… Портрет скоро будет. Проводите меня до машины, ребята, – попросил Романовский и положил руку на остренькое плечо девочки.
Пионеры отдали салют памятнику и пошли за Романовским.
– Дядя, наша школа имени Екатерины Романовой. Вы не могли бы рассказать о ней? – спросил один.
Романовский остановился. Школа имени… Так и должно быть. Память о мертвых – в делах живых.
– У меня скоро отпуск. Я приеду, ребята. Обязательно приеду!
– Мы ждем вас! – сказал второй мальчик.
Шофер захлопнул капот машины. «Волга» потихоньку тронулась с места.
– До свидания, курносая! До свидания, мальчики!
В этот же день Романовский прилетел в Москву. Генерал Смирнов открыл дверь, снял с гостя фуражку, пригласил в квартиру. В пижаме, с трубкой в зубах, в шлепанцах, довольно потрепанных, он побежал на кухню, оставив гостя посреди зала.
– Ты там располагайся без стеснения, – донеслось сквозь грохот посуды. – Мои еще на даче, я только с работы, так что мы с тобой по-холостяцки что-нибудь сварганим. Сильно есть хочешь?